KYKY: Быть «анти» – это призвание? С термином антистилист много ассоциаций, первая – антиискусство. Некая концепция взглядов, отрицающих первоначальное определение и ставящих под вопрос целое. Вы отрицаете профессию стилиста?

Наталья Качура: Думаю, быть «анти» – это заложено изначально. Дар ли, проклятье ли: это уж как станешь использовать полученное. Я вообще думаю так: всё, что проявляется по жизни, – задатки с рождения. Каждый сможет, наверное, припомнить совсем маленьких, но уже мудрых детей. И пожилых, многое переживших, а всё равно наивных людей. С детства невозмутимых или же недоверчивых изначально. Люди, мне кажется, кардинально меняются только если случается что-то очень тяжёлое, страшное, непоправимое. Сколько себя помню, была «против» – уж я находила, против чего именно. Это неприятная черта и для обладателя, и для окружающих. И как для любого негативного свойства, хорошо бы найти толковое применение. «Анти» ведь бывает полезно и ценно.

Моё «анти» – про свободу для тех, кто не помещается в рамки. Для тех, кто помещался, но устал. Для тех, кто передумал. Для тех, кого вытолкали (по возрасту, здоровью, внешним данным) из этих рамок. «Я ваш дом труба качал» – это про меня и установки «как надо», «как принято», «как положено». В вопросах внешности что ни возьми, всё или отжило своё, или надумано, выдумано, навязано, волочится нами по жизни только по привычке, от недостатка внимания, от неумения задуматься: «А оно мне надо? В самом деле?» Может ли это каждый, я не знаю. Но думаю, что нет. Это задача «Изгоев» (архетип такой).

В искусстве я слишком мало смыслю, чтобы что-то в нём отрицать, а профессия «стилист» в её изначальном смысле «учить людей, что им носить» – наверное, скоро отомрёт. Уж больно это незначащий осколочек в общем калейдоскопе. Моды, например, уже не стало – нет чего-то общего для всех, как было с корсетами или с длинноносовой обувью, клёшными брюками, подплечниками, начёсами и прочими символичными для каких-то времен явлениями.

KYKY: Вы упомянули архетипы. Насколько я понимаю, это одна из идей, на которые опирается ваш творческий метод. А что почитать тем, кто об этой теории в контексте одежды никогда и ничего не слышал?

Н.К.: Прочитать про архетипы можно, например, в ЖЖ у hloflo , в Facebook это Валентина Габышева. Разобраться можно, конечно. Я вот разбираюсь третий год, конца не видать.

KYKY: У вас богатый опыт бытия за пределами Беларуси. Скажите, есть ли какие-то черты в одежде, образе, по которым безошибочно можно узнать соотечественниц?

Н. К.: Беларусок? В одежде – точно нет (смеётся). В образе… Может, я придираюсь, потому что за своих обиднее, но беларуски напряжённее украинок, например. Настороженнее россиянок. С израильтянками, даже русскоязычными, никого не сравнить (смеётся). Но, опять же, те беларуски, с которыми я поддерживаю отношения, очень выделяются: это женщины, открывшие свои бизнесы. Не «бизнес-леди», а женщины, которые сами что-то создают. В Беларуси это – для меня – подвиг. Я не преувеличиваю, именно так чувствую. Беларусь не слишком способствует такому. А они всё равно! Восхищаюсь… Просто восхищаюсь.

KYKY: Как вы пришли в профессию? Если провести аналогию с психотерапией, привело ли вас к ней желание изменить что-то в себе? А затем и помочь другим.

Н.К.: Как и всё в моей жизни (абсолютно всё, не знаю, что иначе произошло) – случайно и благодаря неосведомлённости. Как у Ивана-дурака. Пошла к стилисту, потому что хотела цветовой веер, «и завертелось». Самым оглушительным стало открытие: оттенок одежды может так повлиять на цвет лица, что можно перестать морочиться с макияжем. «Дальше как в тумане» (смеется). Как новообращённая, я типировала всех, кто не успевал увернуться. Больше года ездила (спасибо мужу!) по всему Израилю, «набивала глаз», и вскоре, опять же по глупости и наглости, открыла своё дело. Израиль не Беларусь, но и здесь это затея нешуточная. Особенно при том, что знаний, как я понимаю сейчас, у меня тогда было чуть меньше, чем ноль. Но мои «тётечки» хорошели исправно даже тогда: даже один только цвет способен на чудо.

KYKY: А существует связь цветотипа с типажом?

Н.К.: Встречала много обоснованных утверждений, что да. Но исключения встречаю так часто, что каждый случай рассматриваю как первый и единственный – очень не люблю ошибаться.

KYKY: Кто повлиял на вас профессионально? Навёл на правильные мысли, дал ориентиры?

Н.К.: Никто. А чтобы и не смог повлиять, я где-то спустя год после открытия своего дела отписалась от всех коллег, чтоб ни-ни!

KYKY: Вы иногда о себе говорите «Я – Качура» (не в контексте только фамилии). Кто это? Каждая ли женщина найдя свой стиль становится Качурой?

Н.К.: Каждый человек – качура, стоит ему сбросить то, что на него «навлияли» чуждого.

KYKY: Помните, как Юстас в Нарнии? Ему было больно избавиться от чешуи дракона. Здесь так же? Снять всё, что «навлияли» через боль?

Н.К.: Не-не-не, никаких трагедий. Всё само. Я просто не уворачивалась.

KYKY: Почему «брендово» не значит «хорошо»?

Н.К.: Брендово – не обязательно хорошо. Но, может, и хорошо тоже. Есть же бренды, ценящие своё имя. Вот у них наверняка хорошо. Качество ингредиентов, текстов, идей, материалов, исполнения.

KYKY: Например? Кто вам нравится?

Н.К.: Я в трендах-брендах ни бум-бум. Два израильских дизайнера, что мне нравились, сговнялись, симпатичная мне компания прогорела. Нравятся несколько украинских компаний, одна казахская. Но это абстрактно. Потому что сама я ничего не покупаю последние четыре года. Мне невероятно повезло, у меня есть свой мастер.

KYKY: Это заметно. У вас много потрясающих вещей, как будто вам их модный тибетский монах дал поносить.

Н.К.: Да, свезло – нашла своего Мастера. Моё дело – купить ткань, и приехать на примерку. Что будет – не знаю и не интересуюсь: точно будет «оооооо!»

KYKY: Сколько женщина в Израиле в среднем тратит на одежду?

Н.К.: Представления не имею. Может не тратить вовсе, если вообще не заморачивается: ей понаотдают и одежды и обуви — израильтяне очень щедры. Может тратить совсем немного, если хочет выглядеть определённым образом, и может покупать в комиссионках. Может тратить прилично, если ходит по магазинам. Может тратить много, если покупает в Италии, например. Может тратить безумно много, если одевается у израильских дизайнеров, не дожидаясь распродаж.

KYKY: С чего начинается преображение?

Н.К.: Это надо моих курсисток спросить – я вот, кстати, обязательно спрошу. Сама первое, что подумала, – с выражения глаз участниц курса. Когда одна сидит на стуле – ну тётя и тётя, ничего такого. А потом – хоп – и все замирают. Я перестала использовать зеркало. Его функцию теперь выполняют участницы, их глаза и дыхание. Это не подстроишь, не проплатишь, ничего такого: в мгновение, когда расширяются-загораются глаза у наблюдающих за процессом, я думаю что даже у махнувших на себя рукой просыпается мысль: «А может, и я прекрасна?»

KYKY: Кого интереснее всего «преображать»? Я как журналист люблю слушать истории никому не известных, побитых жизнью людей. Наверное, потому что от них идёт много света, когда они раскрываются. Бывает что-то такое, или все клиенты одинаковы?

Н.К.: Бывает. И да, раньше я называла только их: изгои всегда выбирают изгоев. Считаешь, что ты уже старая, тощая, страшная, толстая, кривая, косая… Не знаю, что ещё? — Иди ко мне, и это мы ещё посмотрим! Так случались самые грандиозные перемены.

Но удивительная вещь: очень часто оказывается, что самая, по мнению группы, объективно красивая участница, больше всех расстроена, недовольна, зажата, а то и несчастна из-за своей внешности.

KYKY: Красоту можно купить за деньги?

Н.К.: Да. Деньги нужно заплатить тому, у кого выбрал учиться.

KYKY: Пластика помогает?

Н.К.: Боже сохрани. Наверное, кому-то помогает, не знаю... Если со стороны незаметно. Но когда видно – а видно часто – то это всегда неловкость и враньё.

KYKY: А что есть красота?

Н.К.: Для меня? То, на что приятно смотреть, что хочется рассматривать, на что хочется обернуться, от чего на душе радостно.

KYKY: С кем из известных людей хотелось бы поработать (временные рамки не важны)? Например, Мерилин Монро или, может, королева Елизавета?

Н.К.: Новодворская! Валерия Ильинична. Когда судачат о её внешности, я готова разорвать засранцев. Я бы совсем немногое ей предложила, ничего бы не добавляла, буквально изменила бы мелочи: очки другие, стрижку… Ай, что уж теперь. До сих пор о ней горюю. Елизавета прекрасна и так, я её как человека и воспринять не могу, она же как «дедушкаленин» – явление, легенда.

Ну вот, и Елизавета так же. Мне она нравится. Мерилин... Ну, разве она послушала бы хоть кого-то? У неё были планы на жизнь, она их успешно претворяла. Чудесная деваха на старых фото – без этого блонда, в клетчатой рубахе, в комбинезоне. Но тоже легенда, эталон, символ, и всё такое. Да меня бы разорвали, научи я её не быть такой, какой она была (смеётся)! Мерилин вся разошлась на плакаты.

KYKY: Если бы вам нужно было переодеть Лидию Ермошину, что вы ей предложили бы?

Н.К.: Дайте погуглить, кто это... (спустя некоторое время) В бытность Горковенко, выглядела очень симпатично, а сейчас перемена одежды ничего не решит, да и одета она «по уставу». Но с причёской есть, что сделать, конечно. Удивительно, за что люди всех возрастов и полов так любят выщипанные чёлочки! Я не помню никого, кроме героини фильма «Зимняя вишня», кого бы они украшали.

KYKY: Как вас воспринимают женщины в Беларуси? Встречаетесь ли с непониманием во время мастер-классов?

Н.К.: Как и везде, наверное. Не знаю. В лицо недовольств не выражают, а что думают – поди узнай.

KYKY: Всегда ли сразу видно, что человеку нужно? Вот пришла «она» и вы думаете: ну понятно, это чистый архетип «Любовника», например.

Н.К.: Очень часто так бывает. И очень часто я ошибаюсь. Иногда это обнаруживается прямо во время типирования, иногда позже, иногда на переодеваниях, иногда уже в дверях, когда курс кончился, иногда в группе региональной. А иногда спустя годы – при желании работу, начатую на курсе, можно продолжать, общаясь на моей профстранице в фейсбуке: вдруг что-то выныривает, такое, что сперва было нераспознанным.

KYKY: Можно ли найти образ «на всю жизнь»?

Н.К.: Вот я сейчас крепко задумалась. Хотела было сказать «нет», но вспомнила Мирей Матье, например, или Елизавету, Новодворскую. Можно. Можно, конечно. Я не умею.

KYKY: Читала в одном интервью, которое вы давали, как у девушки во время курса у вас произошёл камин-аут. Это поражает и восхищает. Сколько лет до этого она жила «не свою» жизнь?

Н.К.: Больше тридцати лет точно, я не знаю наверняка. Я оценила это спустя пару дней после курса – сразу-то не до того было. Во время работы у меня голова другим была занята, и группа не слишком обратила внимания, по-моему. А потом дошло, и прямо вштырило: это, конечно, шаг! И большая честь для меня. Это невероятно.

KYKY: Было ли психологически сложно обрить в голову? В нашем обществе «лысый» на уровне подсознания равно больной.

Н.К.: Нет, не сложно – смех один. Надо поискать ролик, как это было. Я со сложным вообще не связываюсь: раз сложно, значит не надо. Если только не война. Что изменилось? Ну это долгая песня, чтобы рассказывать. Из того, что можно внятно и коротко обозначить: я обнаружила, что плоская макушка и двойной затылок (или наоборот?) это пустяки, когда нет волос.

Узнала, как это, когда ветер и ветви деревьев касаются кожи головы. В общем, отращивать не планирую больше.

KYKY: Наталья, о чём я вас не спросила? А вдруг вот «про кошек» – это важно?

Н.К.: Про кошек – это можно. У меня их две. «Кошычка» Наташа и «кошычка» Шуфра. Про Наташу один из сыновей сказал: «Это же какое самомнение надо иметь, чтобы такую умную и красивую кошку назвать своим именем!» Мы с ним постоянно под**бываем друг друга. А Шуфра с приветом у нас, целлофан жуёт, и вообще (смеется). Обеих подобрали. Наташу на заправке, Шуфру в Тель-Авиве, полудохлую, крошечную и больную.

KYKY: А в чём для вас счастье?

Н.К.: В покое.